Из жизни Юрия Олеша.
Материал фильма монтировался, когда к работе привлекли Олешу. На экране он увидел матросский десант, берега родного Черного моря, которые были сняты на Каспии, милый его сердцу рыбацкий быт, так напомнившие Одессу. Он должен был писать диалоги. Но, как говорил оператор фильма А. Мишурин, Олеше казалось, что в материале чего-то не хватает. Потом Олеша понял: "Нужна морская задушевная песня..."

И слова, написанные им, легли на тревожные военные кадры, рассказывающие о подвиге матроса и юного рыбака: "Не надейся, рыбак, на погоду, а надейся на парус тугой, не любуйся на синюю воду, острый камень лежит под водой. Мать родная тебя не обманет, а обманет туман голубой. Не надейся, рыбак, на погоду, а надейся на парус тугой..."

В ежедневных записях Олеши есть воспоминания о том, как в революционной Одессе двое матросов обратились к нему, назвав свойским и добрым словом "Братишка!". "Когда мне бывает на душе плохо, - записал Олеша, - я вспоминаю, что именно этот окрик трепетал у меня на плече: "Братишка!.."

Так могли его назвать и в доме № 10 по улице Ленина - там, в центральном зале депеш ЮгРОСТА проходили выпуски устной газеты, где рядом с другими товарищами, выступавшими под рубриками "Передовая статья", "Последние радиотелеграммы", "Обзор иностранной печати", "По губернии", "Местная хроника", "Вопросы продовольствия", "Фельетон" ("тов. Багрицкий"), выступал и "тов. Олеша", представляя рубрику "Стихи".

Вот сообщение об этом - номер одесской газеты "Известия губернского революционного комитета", отпечатанный в феврале 1921 года на одной стороне тонкой желтоватой бумаги. На одной стороне - потому что печаталась газета в дни бумажного голода на обороте неразрезанных листов табачных бандеролей.

Так могли его назвать и в доме № 11 по Пушкинской улице, куда в инструкторский отдел ОдукРОСТА его вместе с другими газетными работниками вызывали объявлением в одесских "Известиях" - серая, толстая, почти оберточная бумага с такой нечеткой печатью, что многие слова не прочитываются, а с трудом угадываются...

Его любили, уважали, перед ним преклонялись самые разные люди. Вот слова поэта Ярослава Смелякова: "Он был, как и Маяковский, моим романтическим героем. Мне страстно хотелось быть похожим и на Маяковского, и на него".

Кинодраматург Евгений Габрилович писал: "Он был повелителем странного мира - реального, вещного, но словно бы пропущенного сквозь некую призму, излучающую гротескный, неясный, трепещущий, измененный авторским глазом свет".

Футболист Андрей Старостин относил Юрия Олешу "к разряду тех людей, перед которыми всегда хочется отчитаться и спросить совета. Это как суд для собственной совести..."

К старости Олешу все чаще посещали одни и те же сны: "видения загородных местностей, ландшафтов несравненной, как бы покинувшей полотна Веронезе красоты..."

Венецианский художник эпохи Возрождения Веронезе - это солнечный свет, голубое теплое небо, здания с классическими колоннадами и арками, яркий жизнерадостный колорит. Как это напоминает краски памятных Олеше одесских пейзажей. Да и сам он хорошо знал точный адрес этого своего "поэтического кинематографа" - "...мне кажется, что если поискать как следует, то я найду эту местность где-то в районе Обсерваторного и Стурдзовского переулков в Одессе..." - точный адрес родины, которая дала ему счастье жизни и счастье творчества.