Пушка в Одессе. В бытность в Одессе А. С. Пушкина утро начиналось выстрелом сигнальной пушки со сторожевого корабля, ошвартованного в гавани. И навсегда остался отзвук этого выстрела в отрывках из "Путешествия Онегина":

Бывало, пушка зоревая
Лишь только грянет с корабля...

Специфичную эту подробность городской жизни отметила в повести "Номерованная ложа" и Елена Ган: "Медленно стлался вечерний туман по морю... Наконец грянула зоревая пушка, выстрел прокатился отгулом грома по волнам и стих в отдалении". Но тут речь идет о другой пушке, той, которая с конца 1820-х годов "сидела" на цепи на бульваре, примерно там, где сегодня верхний павильон эскалатора. И стреляла она утром, вечером, а позже и в полдень.

"Полдень возвещается... в Одессе выстрелом из пушки, стоящей против монумента герцога де Ришелье,— свидетельствовал современник,- в ту пору знак к нему подавался из дома графа Воронцова по находившемуся там хронометру". О том, как это было, написал в книге "Старая Одесса" А. М. Дерибас: "Около полудня важно и мерно шагает у памятника Ришелье часовщик Штерн. С правой стороны бульварной лестницы два бравых артиллериста стоят у пушки, из которых один, с фитилем в руках, смотрит на Штерна, не спуская глаз. Вдруг... Штерн машет рукой, грянул пушечный выстрел - и все портовые суда оглашаются веселыми звонками."

Часы тогда, особенно карманные, имели далеко не все, городских часов было и того меньше, и сигнальные выстрелы позволяли хоть кое-как ориентироваться во времени. Недаром в росписи, другими словами, смете городских расходов, наряду с поливкой бульвара, содержанием городских садов, газовым освещением улиц, была предусмотрена поверка, а также исправление городских часов и сигнальные выстрелы, для которых не было ни выходных дней, ни праздников...

И только 10 апреля 1854 года сигнальная пушка "промолчала" - кто расслышал бы ее "деликатный" выстрел в грохоте корабельной артиллерии и береговых батарей?

Шла Крымская война, памятная сегодня по героической обороне Севастополя, и в этот день англо-французская эскадра тринадцать часов без перерыва бомбардировала город. Двадцатидвухлетний прапорщик А. Щеголев выдвинул тогда пушки своей батареи на оконечность Практического мола, стремясь "дотянуться" ядрами до неприятельских кораблей, и в течение шести часов вел неравный бой.

А через двадцать дней союзная эскадра понесла под Одессой существеннейшую потерю, которую французский адмирал Гамелен расценил как национальное несчастье: в районе нынешней "Аркадии" сел на мель паровой фрегл I "Тигр" - гордость английского флота. Вечером того же дня фрегат, как сообщалось в реляции, береговыми батареями был "зажжен и, вследствие того, взорван на воздух".

В мае водолазы подняли с морского дна девятнадцать пушек фрегата, большинство которых оказались вполне исправными. "Две бомбические пушки "Тигра" перетащили на батарею, которую построил на свой счет Джиджи (Осип) Мокко близ нашего дома в конце Карантинной улицы, - писал К. Скальковский в "Воспоминаниях молодости",- одна из пушек при испытании разорвалась".

Вторая же пушка долгое время оставалась на месте заброшенной и постепенно разрушавшейся батареи, которую в конце апреля того же года соорудил карантинный боцман Д. Мокко в начале нынешней улицы Свердлова возле дома археолога И. П. Бларамберга.

В 1903 году, в преддверии пятидесятилетия бомбардировки Одессы пушку отыскали и вознамерились превратить в военно-исторический, как тогда говорили, памятник. Для этого создали специальную комиссию, которая, как сообщалось в газете "Одесские новости", "приняла меры, чтобы все разрушившиеся от времени и ныне восстановленные части морской бомбической пушки, снятой с военного английского судна "Тигр", и лафета вполне соответствовали эпохе".

Тогда же водолазы снова, теперь уже пятьдесят лет спустя, побывали на месте гибели фрегата и подняли несколько ядер, соответствующих калибру пушки. После реставрации пушку перевезли на бульвар, где в сентябре 1904 года водрузили на постамент, превратив из "участницы" в "свидетельницу" многих событий в истории города.

Новый памятник, подкупавший исторической подлинностью,- именно эта пушка, не такая же, а эта стреляла по городу - всколыхнул память современников давних событий. "Смутно помню рассказ бабушки - маминой мамы,- слышанный ею, в свою очередь, от ее мамы, то есть моей прабабушки, историю артиллерийского прапорщика Щеголева...",- писал в книге "Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона" Валентин Катаев, коему судьбой было уготовано самому стать артиллеристом в первую империалистическую и гражданскую войны.

В произведениях Катаева то и дело возникает одесская эта достопримечательность. В дни январского восстания герой тетралогии "Волны Черного моря" Гаврик Черноиваненко, обороняя от гайдамаков бульвар, поставил один из пулеметов, которыми был вооружен красногвардейский отряд, "у подножия знаменитой исторической чугунной пушки". По воле автора Гаврик придет сюда и в октябре 1941 года, в последний день обороны Одессы. Перед уходом партизанского отряда в катакомбы "они подошли к стоящей над обрывом старинной чугунной пушке на ступенчатом деревянном лафете. Из-под обрыва торчали тонкие стволы зенитных орудий".
Пройдут два с половиной года, и вышедшие из катакомб партизаны гавриковского отряда придут на Приморский бульвар, где "пушка по-прежнему смотрела в открытое море, широко и свободно синевшее за портом". Это было 10 апреля 1944 года, через девяносто лет после бомбардировки Одессы англо-французской эскадрой, в день, о котором в 1942 году мечтал и написал в стихотворении "Одесса" Семен Кирсанов:

Верю я -
мы встретимся,
товарищ,
в летний день
на боевом борту,
у старинной пушки
на бульваре,
в разноцветном,
праздничном порту.

А пушка по-прежнему стоит на бульваре и за все время лишь один раз "покинула" постамент - в период реставрации 1975 года.